Название: Черная луна
Автор: Juxian Tang
Фандом: Trinity Blood
Пэйринг: Леон/Хьюго
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: Trinity Blood является собственностью Yoshida Sunao и Thores Shibamoto. Я только позаимствовала... и не слишком хорошо распорядилась позаимствованным.
Warning: в этом фике я исходила из канона, ограниченного аниме. Так что, если вы знаете фандом в малейших тонкостях, может быть, вам не стоит этого читать. Также, само собой разумеется, что вам лучше этого не читать, если вам не нравится яой.
Саммари: Департамент специальных операций поручает Леону очередное задание, в котором замешан Хьюго де Ватто... в качестве подозреваемого.
ЧЕРНАЯ ЛУНА
Маленькое окошко над головой Профессора было ослепительным квадратом солнца, перечерченным прутьями рамы, и Леон несколько мгновений просто не мог оторвать от него глаз. У него в камере окна не было. Ему понадобилось сделать небольшое усилие, чтобы принять нарочито небрежную позу и произнести:
- Почему у меня такое чувство, что меня навещают, только когда от меня что-нибудь нужно?
Профессор добродушно улыбнулся, словно бы даже извиняясь - так, будто действительно сожалел о нарушении этикета в отношении Леона. Впрочем, улыбка почти сразу исчезла. Уильям не выглядел обеспокоенным - Леон не знал, что должно было случиться, чтобы он утратил свою обычную невозмутимость - но он казался... более рассеянным, чем обычно, что ли.
- У нас не хватает людей.
- О, как всегда.
- Да, как всегда.
- Вам нужно выбить несколько дополнительных ставок и нанять персонал.
Хотя - зачем им это делать? Они вполне могут сэкономить, ведь ему они платили не деньгами.
Профессор опять улыбнулся и кивнул; его взгляд по-прежнему был отсутствующим. Смысла тянуть этот пустой разговор не было.
- Что от меня требуется?
- 18 августа 3064 года, - проговорил Уильям; на коленях у него лежали бумаги, но он даже не заглянул в них. - Вена. Семья из трех человек стала жертвами вампиров в одну ночь. Убийства были совершены с особой жестокостью. В том числе погибла семилетняя девочка.
Как всегда в такие моменты, Леону показалось, что медальон на его шее потяжелел. Он ненавидел, когда его чувствами манипулировали, играли на тех струнах, перед которыми он был беспомощен. А именно это, как ему показалось, и делал сейчас Уильям. Как будто информация о погибшей девочке, почти ровеснице его дочери, могла заставить Леона относиться к предстоящей миссии с особым рвением.
Профессор открыл папку; Леон знал, что там были фотографии, но Уильям не спешил их показывать, и в некоторой степени вернуло ему уважение Леона.
- 19 августа были убиты еще двое человек.
- Банда вампиров?
Сейчас был конец сентября. Ну и чего Акс так долго чесался? Он представил, сколько людей банда могла погубить за это время.
- 21 августа были убиты еще трое. 22 августа банда обезврежена представителем Акс Хьюго де Ватто.
Леон откинулся на спинку стула. Он даже не заметил, в каком напряжении он был до этого. Отличная работа, Хьюго.
На этот раз фотографии легли на столик перед ним. Кровь; много крови. Блики солнца на стекле, отделяющем заключенного от посетителя, в каком-то смысле делали эту кровь нестрашной, почти искусственной. А разбросанные вокруг конечности - игрушечными. Леон даже не позволил своим бровям дрогнуть. Это были тела вампиров - и подонки однозначно заслужили свой конец.
- То есть, вопрос был решен, я так понимаю.
- 25 августа, - продолжил Профессор тем же монотонным голосом. - Мюнхен. Убита семья из пяти человек. Двое детей, близнецы шести лет. Еще одного ребенка мать успела спрятать в шкафу. Он остался жив. Ему год и два месяца.
- Вампиры?
- Да.
- Ускользнули из Вены? Или... - Хьюго не тех порешил, довольно равнодушно подумал Леон. Его отношение к вампирам менялось в зависимости от обстоятельств. Иногда он был в состоянии видеть в них живых существ с чувствами и желаниями, почти похожих на людей. Иногда - как сейчас - его захлестывало отвращение, и он охотно бы проголосовал за то, чтобы их всех усыпили, как больных собак.
- 27 августа, во время нападения на еще одну семью - муж и жена убиты - банда была обезврежена отцом де Ватто.
Леон почувствовал, как легкий холодок пробежал по его спине.
- Сколько... в банде было вампиров? - осторожно произнес он.
- Шестеро.
Ему даже не нужно было смотреть на фотографии - он знал, что увидит там. Кровь людей и кровь вампиров, смешавшаяся на полу, была одинаково красной.
- Хм... Хьюго быстро работает.
- Да, - произнес Профессор - и в его ответе прозвучала некая многозначительность, которая Леону совсем не понравилась. - Очень быстро. Люксембург, - продолжил он, - 10 сентября.
- Безумное бабье лето, не так ли? - Леон знал, что продолжение будет, ожидал этого - ничего не закончилось, иначе Уильям не был бы здесь. Однако в какой-то момент он принял решение. Он не станет ловить никаких намеков; если Акс хочет ему что-то сказать, то пусть скажет прямо.
В конце концов, он должен был Аксу лишь ровно столько, сколько стоила его жизнь, которой он готов был рисковать.
Интересно, считал ли он, будто что-то должен Хьюго...
- Похоже, что европейские вампиры просто взбесились, со всеми этими нападениями. Эпидемия умопомешательства?
Профессор опять покивал; это почти никогда не означало у него знак согласия, как Леону было хорошо известно.
- Да. Или кто-то ловко организовывает эту эпидемию.
- "Розен Кройц"?
- Это очевидный ответ.
А есть менее очевидный, хотелось спросить ему, и он напомнил себе, что сейчас собирается просто слушать.
- Люксембургская банда была уничтожена 15 сентября, через пять дней после начала нападений. От ее рук погибло двенадцать человек.
Казалось, Профессор ждет, что Леон задаст какой-то вопрос - и ему хотелось спросить. Вместо этого он потянулся, посмотрев на Профессора слегка прищуренными глазами, и, наконец, произнес:
- Ну что сказать? Как говорится, собаке собачья смерть.
Взгляд, который на него бросил Уильям, был острым, как лезвие, но его следующие слова прозвучали чрезвычайно осторожно.
- Разумеется, Акс никогда бы не стал сожалеть о том, что преступники нашли заслуженный конец. Несмотря на то, что нам чрезвычайно хотелось бы допросить хотя бы одного из них, чтобы получить от него сведения о ситуации. И Хьюго... отцу де Ватто были даны указания изыскать возможность взять одного из них живым.
- Значит, я полагаю, у него не было такой возможности.
- Вероятно.
- И вы хотите, чтобы такую возможность изыскал я?
Что ж, он мог бы это сделать. Почему нет - ему доставит удовольствие ввязаться в хорошую стычку с вампирами. А если одного из них и придется оставить в живых, чтобы за шкирку притащить в Ватикан - велика беда!
Молчание Профессора было странным ответом, но Леон решил, что ему придется удовлетвориться таким.
- И где сейчас орудует банда?
- Мы не знаем, - произнес Уильям. Вот так? Леон развел руками. - С середины сентября нападений больше не происходило. Но... мы знаем, где находится отец де Ватто. Он в Ливонии, в Вильно.
Позже, когда Леон думал об этом моменте, на него каждый раз накатывал такой же приступ тошноты, как в тот миг. Его пальцы судорожно сжались на сидении стула. Эти слова и то, что они подразумевали, не должны были оказаться для него шоком, он вполне был способен уловить многозначительные недомолвки в речи Профессора. Он просто не хотел их ловить. И даже то, что Уильям сказал сейчас - несколько мгновений спустя Леон нашел возможность иной интерпретации.
- Похоже, у отца де Ватто более информированные источники, чем у Акс.
- Все возможно. - К удивлению Леона, легкая, усталая улыбка появилась на лице Профессора. Он чуть помолчал и добавил. - Я думаю, Одуванчик, что мы не ошиблись, выбрав тебя для этого задания.
Леон слегка прикусил губу, не будучи уверенным, что ответить.
- В случае успешного выполнения задания с твоего срока будет списано 30 лет.
И тогда останется всего 880. Нет, нельзя было так думать, Леон всегда запрещал себе пораженческие мысли. Нельзя думать о том, что эти годы нереально отработать, на сколько бы миссий его ни посылали.
Он сможет; он вернется к Фане - и он надеялся, что она простит его долгое отсутствие.
Он поймал себя на том, что опять дотрагивается до медальона. Местами тот уже был вытерт до блеска от этих прикосновений, хотя Леон всегда старался контролировать себя, чтобы это не превращалось в рефлекс.
- Мы надеемся, что ты сумеешь предоставить нам полную и объективную информацию о происходящем. И на основании этой информации - мы будем принимать решение, как действовать дальше.
- Можно вопрос? - он все же не выдержал, наклонился вперед, поймал ускользающий взгляд Профессора. - Вы действительно считаете, что я именно тот человек, который хорошо собирает информацию?
Ему показалось, что Уильям в очередной раз уйдет от ответа или улыбнется своей бледной, ничего не значащей улыбкой. Но на этот раз он ответил.
- У нас нет другого подходящего человека. Отец Найтроуд сейчас занят... в другом месте. Треза обычно используют для других заданий.
А вы сами, профессор, хотелось спросить ему. Кто лучше вас знает Хьюго и понимает его? И возможно - возможно, именно вы сейчас там и нужны...
Он не произнес этого, но Уильям ответил и так, словно прочитал его мысли.
- Я не могу. Именно потому что я так хорошо знаю Хьюго. В этой ситуации необходима объективность - и мы рассчитываем, что ты проявишь ее, Леон. Насколько я помню, вы неплохо сработались с отцом де Ватто, особенно в Альбионе. И в то же время... твои личные чувства не будут вовлечены... Ведь вы почти не знаете друг друга.
* * *
Позже Леон не мог не признаться себе, что в этот момент его облегчение было столь же ярким, как эти лучи солнца за окном. Весь разговор держал его в напряжении, и среди намеков и недомолвок Уильяма он пытался найти ответ и на этот вопрос: знают? не знают? И если знают, то, возможно, здесь какой-то хитрый план...
Очевидно, они не знали. В Лондиниуме у всех было достаточно забот и без того, чтобы держать под наблюдением личную жизнь двоих агентов Департамента специальных операций.
В эту ночь, когда скоростной поезд нес его в Вильно - первая ночь его временной свободы - Леон не мог не вспоминать. Возможно, ему стоило бы потратить время на что-нибудь другое: еще раз посмотреть бумаги, составить план действий, но он не мог. Сидя в одиночестве в своем купе, он смотрел на темное окно, за которым чернота леса сменялась россыпью огней проезжаемых городов. Впрочем, куда лучше, чем то, что за окном, он видел свое собственное отражение - недостаточно интересный предмет, чтобы отвлечь от воспоминаний. Да Леон и не хотел отвлекаться.
Так часто за эти месяцы, прошедшие с коронации Эстер, он думал о том, что произошло. Впрочем, а что еще было делать в тюрьме, в камере два с половиной на три метра, когда читать надоедало, а все упражнения по поддержанию себя в форме исчерпаны. Только перебирать прошлое. И в прошлом Леона были куда более неприятные вещи, о которых совсем не хотелось вспоминать.
Он думал об Альбионе; это было задание как раз из таких, что ему нравились: много действия и сложный противник. Ему казалось, что он снова свободен, и это была не просто свобода тела, а свобода от мыслей, от воспоминаний, от сомнений. К тому же, рядом с ним был партнер, на которого можно было положиться. Хьюго де Ватто.
Они были разными, Леон всегда это чувствовал - такими разными, какими только можно быть - как огонь и ледяной поток; но и то, и другое могло быть равным по разрушительной силе. Леону нравилось, как сражается Танцор Мечей - и ему доставляло почти физическое удовольствие чувствовать на себе короткий одобрительный взгляд Хьюго.
Наверное, все происходящее ударило ему в голову - история с Абелем Найтроудом, то, что Эстер оказалась английской королевой... а потом его оставили на коронацию, хотя могли бы отправить обратно в камеру сразу, как он перестал быть нужным. Леон чувствовал себя как под действием легкого наркотика. Он бродил по парку, по комнатам дворца, наслаждаясь волей и тем уважением, которое ему, защитнику города, оказывали все, пытался отвязаться от приставаний Питера и Венди (ну, надо было признать, что не очень старательно пытался). Он твердо решил, что не будет думать в эти дни о том, что скоро ему придется опять вернуться в свою камеру - и ждать там, когда он понадобится и его снова выдернут оттуда, как забытую игрушку из шкафа.
Несколько раз в его прогулках по парку к нему присоединялся отец де Ватто. Едва ли его можно было назвать приятным собеседником. Холодный. Замкнутый. Молчаливый. Леон часто ловил себя на том, что его прямо тянет сказать что-нибудь вульгарное в присутствии этого ледяного принца - чтобы просто увидеть, как тот приподнимет бровь.
Интересно, ему нравится жить, как будто под стеклянным куполом, иногда думал Леон. И напоминал себе: а тебе нравится жить в клетке? Иногда человек оказывался не там, где он хочет, а там, куда его поместила судьба.
И ему нравился Хьюго, если уж быть совсем честным. Бывало, что в разговоре между ними вдруг возникало что-то - какое-то абсолютное, молчаливое взаимопонимание, какого Леон давно ни с кем не чувствовал.
Это был вечер накануне коронации; наверное, во всем было виновато слишком хорошее виски, от которого Леон ну никак не мог отказаться. Он сидел в гостиной, курил дорогие сигареты и всячески наслаждался жизнью. Все уже разошлись спать, только Хьюго стоял у окна, но он всегда ложился поздно. А Леону было просто жалко спать. Наслаждение жизнью оказалось таким полным, что когда Леон поднялся, чтобы налить себе очередную порцию виски, роскошный ковер в комнате очутился совсем не там, где он должен быть, и Леон со всей дури зацепился носком за его край..
- Ох... - вот этого он совсем не хотел - пятна от виски на белом ворсе. Он с грустью чувствовал, как стакан падает из его рук, а сам он тщетно пытается удержаться на ногах.
Виски так и не вылилось на ковер - тонкие белые пальцы подхватили стакан. И сам Леон тоже не упал - потому что другой рукой Хьюго обнял его, помогая сохранить равновесие.
- Как ты успел... - только и смог пробормотать Леон заплетающимся языком.
- Я знал, чего ждать, и был готов, - произнес Хьюго своим обычным, очень спокойным голосом.
Ну да, чего еще было ожидать, как Леон тут напился как свинья! Но вместо обиды эта мысль внезапно вызвала у Леона смех. Он захихикал; и увидел, как легкая улыбка мелькнула на губах Хьюго. Почему-то этого было достаточно, чтобы даже остатки стыда испарились и жизнь вновь показалась прекрасной.
Леон стоял и смеялся - до тех пор, пока вдруг не понял, что рука Хьюго по-прежнему лежит на его ребрах. Он все еще нуждался в поддержке? Видимо, да. Или... Леон почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
Он не был наивным, и ему хватало опыта, чтобы знать: некоторые вещи невозможно было истолковать иначе, и для этого не нужны были слова, не нужны были никакие особые жесты. Возможно ли - неужели он не ошибался - чтобы Хьюго, Снежная Королева в сутане, апофеоз невозмутимости... Он заглянул в темно-зеленые глаза.
Я хочу его, подумал Леон; и тут же - я убью его, если он со мной играет. Две секунды - столько он решил дать Хьюго, чтобы тот принял решение. Все еще можно было остановить, просто сделать шаг назад, и они оба сделают вид, что ничего не произошло, всего лишь один товарищ помог другому, слегка подвыпившему. Раз-и, два-и... Во рту у Леона пересохло.
Не отводя от него взгляда, Хьюго осторожно поставил стакан с виски на стол.
- Я рад, что мы так хорошо понимаем друг друга, - проговорил он, и его пальцы вплелись в волосы Леона.
И в следующее мгновение Леон впился губами в губы Хьюго.
Если все эти дни в Лондиниуме Леону казалось, что он постепенно теряет разум от свалившейся на него свободы, то в этот миг крышу у него сорвало окончательно. Все ощущения слились воедино - опьяняющая радость победы, воля и... его тело так давно не соприкасалось ни с чьим другим. Да, в тюрьме ему достаточно часто приходилось удовлетворять себя - переизбыток свободного времени и скука, видите ли, но это... это было совсем другое.
Дыхание у него перехватило; ему показалось, что все его тело прошила молния - бросив его навстречу Хьюго - ближе, еще ближе, так, чтобы рты слились, чтобы грудные клетки соприкоснулись, колено между ног, руки переплетены, а его пах бесстыдно терся о пах Хьюго.
И этот аристократ, это красавчик, каждое движение которого казалось ритуалом, исполненным достоинства, отвечал толчком на каждый его толчок, встречал его на полпути, прижимаясь к нему еще теснее.
Леон тяжело дышал, когда их губы разомкнулись. Пальцы Хьюго все еще были вплетены в его волосы, словно не желали отпускать, а его глаза впервые выглядели не хрустально прозрачными, а затуманенными, утратившими фокус.
- Пойдем, - произнес он. Леон только кивнул - своему голосу он не доверял.
Какими же бесконечными были коридоры во дворце! Такими бесконечными, что можно было сотню раз передумать. Или задать какой-нибудь ненужный вопрос. Или сказать что-то неловкое. Леону казалось, что они никогда не придут. Он сам себя не понимал - в какой момент спокойная, чуть насмешливая симпатия к Танцору Мечей стала вот этой безумной, пожирающей страстью? Все потому, что он слишком долго сохранял целомудрие (вынужденно)? Леон всегда умел ценить красоту, никогда не пренебрегал ею, воплощенной в мужской или женской форме, а Хьюго был очень красив...
И этого достаточно, чтобы он чувствовал себя так, будто сейчас взорвется, если что-то не получится?
А может быть, причина была еще и в том, что в Хьюго он чувствовал ту же самую, голодную, ответную страсть - и уже сейчас Леон знал, что этот партнер будет для него и соперником, и соратником в постели, что они будут на равных...
Не передумали. Не сорвалось. Распахнулась дверь в прохладную, темную спальню - и дальше Леон помнил уже только вспышками. Огромная кровать - ну, во дворце все было огромным, такое вот неудобное представление о роскоши. Сброшенная одежда - кажется, несколько пуговиц пострадало. Сомкнувшиеся на его запястьях пальцы Хьюго - такие сильные, что, казалось, он без усилий может сломать ему кости. В полутьме лицо Хьюго казалось светящимся перламутром, а водопад его волос падал на грудь Леона и его лицо, ослепляя его.
И снова поцелуй - почти укус - в губы, и Леон поперхнулся, ощутив во рту вкус собственной крови, но в этом было что-то еще более опьяняющее.
И перемена позиции - теперь Хьюго распластан под ним, его запястья в замке пальцев Леона над головой, и Леону приходится прилагать все силы, чтобы удержать его, и ему нравится это сопротивление, нравится смирять человека, который настолько сильнее его.
Но под его рукой лицо Хьюго кажется таким хрупким, таким утонченным, черты почти разрушительной красоты... и совершенство его тела, широкой груди и впалого живота, четко очерченных ключиц и длинных рук... и бесконечные полоски шрамов на ослепительно белой коже.
Леон помнил, как их языки сплетались в яростном танце. Холодный? Высокомерный? В постели Хьюго был каким угодно, но не холодным. От того, как он прогибался навстречу поцелуям Леона, спускающимся по его груди и животу, можно было сойти с ума.
Где-то в дальнем уголке мозга маячил вопрос - сколько же у *тебя* никого не было, мой милый? И почему? Но в то же время Леону не хотелось бы получить ответ. Лучше не знать. Пусть будет так, как будет. Даже если Леон просто подвернулся под руку - хотя он очень сомневался, что Хьюго что-либо делает потому, что "подворачивается".
Он помнил, как спустился поцелуями по впалому животу, до золотистых колечек волос в паху, как часто и сильно вздымалась грудь Хьюго, и как тот выгнулся дугой, когда Леон провел языком вдоль вены на его напряженном члене. Его кожа была солоноватой и теплой, и пахла терпко и узнаваемо, и все это еще немного удивляло, потому что, оказывается, под ледяной маской скрывался человек - человек, сперма которого имела тот же солено-горький вкус, как у других.
Правда, через некоторое время Леон пересмотрел свою точку зрения на человечность Хьюго - когда тот довел его почти до отчаяния, дразня его и играя с ним, даря наслаждение на грани агонии. Леон даже не знал, что может кричать в постели - и пальцы Хьюго будут совать ему в рот угол простыни, чтобы никого не разбудить, и на губах Хьюго будет играть эта маленькая, чуть печальная усмешка, которая будет сводить Леона с ума.
На следующий день на коронации он то и дело ловил себя на том, что смотрит не на Эстер, идущую по проходу, не на Папу - а косит глазом на стоящего рядом Хьюго. При свете дня Леона почти что могли бы одолевать сомнения в реальности происшедшего - а было ли что-нибудь? Сам Леон, глядя в зеркало, не обнаруживал никаких следов на своей внешности - разве что слегка помятая с перепою физиономия. Но когда он смотрел на Хьюго, внутри у него все пело от радости.
Танцор Мечей выглядел как всегда строго и держался с абсолютным самообладанием, но под глазами были синие круги, а вокруг губ - и тут у Леона просто сердце подскакивало - кожа слегка покраснела. Конечно, все дело было в его очень белой коже, и не стоило так радоваться, что твой небритый подбородок наградил кого-то раздражением, но Леон прямо-таки не мог сдержаться. Почему-то это свидетельство того, что было - то, что он пометил своим знаком этого прекрасного и холодного человека - просто затмевало рассудок.
И между радостью и страхом, что это была всего лишь одна ночь, что все закончилось, он проворонил почти всю коронацию.
Это была не единственная ночь. На самом деле, их было две - эта и следующая: Хьюго, обычно допоздна задерживающийся, вдруг отправляется спать довольно рано... и узкая тень проскальзывает в комнату Леона.
Он не мог бы объяснить, почему эта вторая ночь значила гораздо больше, чем первая. Но она значила - хотя того голода, что толкнул их в объятия друг к другу, уже не было. Первую ночь Леон вспоминал очень часто (на самом деле, почти каждый раз, когда в одиночестве камеры его рука начинала скользить вдоль стоящего члена). Вторую ночь Леон почти не вспоминал - удерживал себя, будто от воспоминаний она могла бы замылиться - или утратить что-то невыразимое, несказанное, что было в ней.
Они почти не разговаривали - это было ненужно. Да и о чем можно было говорить? На следующий день Леона отправляли обратно в Ватикан. Они оба знали, кто они такие: осужденный убийца и одержимый с дурной репутацией. А тайны - вряд ли ими стоило делиться... лучше было, чтобы они остались лежать там, где их похоронили. Тайны у каждого были свои - даже когда на грудь Хьюго падал медальон Леона, приподнимающегося над ним.
Думать о том, когда судьба снова сведет их, было глупо - все равно что тратить силы на ненужные надежды. Леон и не думал. Но хотя у его кошмаров, как и прежде, всегда было лицо его жены, с того времени в Альбионе у него случались и другие сны - обращенное к нему в полутьме лицо Хьюго де Ватто.
Судьба оказалась добрее, чем Леон ожидал (или изощреннее?) Скоро - через шесть часов (Леон бросил взгляд на часы) - он увидит Хьюго. При этой мысли у его слегка искаженного отражения уголки губ неудержимо поползли вверх. Выглядишь, словно кот, которого поманили блюдечком со сметаной, сказал он себе.
Он не был глупцом, он понял все, что Уильям сказал - и что предпочел утаить; и все же Леон не мог представить себе, что результатом этой его поездки станет что-то, что повредит Хьюго или даже поставит его вне закона. У него было достаточно опыта, чтобы знать, что оптимизм, особенно неоправданный, не дает иммунитета от неприятностей, даже напротив, самые серьезные неприятности происходят именно тогда, когда их не ждешь.
И все же... Мысль о пальцах Хьюго, сжимающих его соски, о губах Хьюго, обнимающих его член, о яростном соединении их тел была сильнее, чем любые опасения, которые могли бы у него быть.
Что бы ни случилось, думал он, по крайней мере, *это* у них снова будет. Леон был твердо уверен.
И все же, укладываясь, наконец, спать в слегка покачивающемся вагоне, Леон поймал ту мысль, которая тревожила его с самого утра, со слов, произнесенных Профессором. В одном Уильям был прав: он совсем не знал Хьюго.
* * *
Было ранее солнечное утро, когда поезд остановился на вокзале в Вильно. Небольшая кучка людей высыпала из вагонов. Леон никогда не был в этом городе, но вокзал его не впечатлил, в нем не было солидности и величественности, свойственных многим древним строениям. По правде говоря, здание казалось попросту старым.
Город, впрочем, выглядел довольно милым; Леон, зевая, рассматривал улицы из окошка такси, следующего по адресу, который записал для него Профессор. Позже он часто думал, что это были последние двадцать минут покоя на протяжении этой миссии.
Отец де Ватто остановился не в отеле; что само по себе подозрений не вызывало. Леон сам предпочитал комфорт отелей, но знал, что есть люди, не переносящие казенной обстановки. Он поднялся по лестнице ничем не примечательного дома на третий этаж и нажал на кнопку звонка. Раздалась птичья трель, хриплая и внезапно оборвавшаяся. Да уж, птички в парке Букингемского дворца пели совсем не так. Леон улыбнулся - и тут дверь распахнулась.
Лицо, на которое Леон смотрел, казалось почти лицом незнакомца. За те месяцы, что прошли с Альбиона, Леон так часто думал о своем недолгом любовнике, так часто вспоминал его - и все же Хьюго выглядел другим, чем в его воспоминаниях. Столь же безупречные черты, спокойный, холодный взгляд, струящиеся волосы, безупречно прямая осанка... Леон забыл главное: как тяжело порой было ощущать эту прозрачную стену, что Танцор Мечей ставил между собой и всем миром. В те две ночи эта стена рухнула - но сейчас она снова была на месте. Леон провел за прозрачным непробиваемым стеклом достаточно времени, чтобы узнать это ощущение. Под ложечкой у него засосало.
- Привет. - Он не подготовился, он был уверен, что все получится, что слова придут. - Меня прислали... Департамент прислал... на помощь тебе.
- Я знаю. Заходи.
Квартира была однокомнатной, практически пустой - отсутствие комфорта было почти шокирующим, хотя Леон и привык к походной жизни. Клетчатый плед, застилающий тахту, создавал особенно жалкое впечатление.
- Извини мой внешний вид. Я упражнялся.
- Хм. Я так и понял.
Окно было открыто, впуская холодный утренний воздух, а на коже Хьюго, обнаженного до пояса, блестела тонкая пленка пота. Он взял полотенце и накинул себе на плечи.
- Я получил сообщение от Уильяма. Примечательно, что Департамент, при всей нехватке сотрудников, так беспокоится о том, чтобы я не перетрудился, что прислал мне помощника.
Я на твоей стороне, хотел сказать Леон. Но было ли это так? Тот Хьюго, что жил в его воспоминаниях, действительно был вне подозрений, за него Леон готов был ручаться жизнью. Но этот чужой, почти незнакомый человек, что стоял перед ним в крошечной комнатке, а солнце золотило белизну его плеч...
Кажется, он и не нуждался в том, чтобы кто-либо был на его стороне.
Странно, какое усилие потребовалось для того, чтобы просто усмехнуться - открытой, ничего не значащей улыбкой.
- Что ж, тогда, я думаю, для меня эта поездка обернется просто приятным отпуском. Как ты понимаешь, я не в таком положении, чтобы отказываться от него.
В глазах Хьюго что-то мелькнуло - словно Хьюго не был настолько равнодушен к положению Леона, как могло показаться.
- Вильно красивый город.
- Судя по тому, что я видел из окошка такси - да.
И ты приехал сюда наслаждаться красотами столицы Ливонии, Хьюго? Леон не задал этого вопроса. Спросить это сейчас значило бы добавить дополнительный слой стекла между ними - а оно и так, казалось, звенело от напряжения.
- Департамент еще всунул мне безбожное количество бумаг, которые я надеюсь заполнить с твоей помощью. Удивительно, что у них еще есть место, где хранить все эти документы. Если Ватикан когда-нибудь падет, я уверен, что это будет под ворохом бумаг.
Как сильно ему бы хотелось увидеть сейчас маленькую улыбку Хьюго, искривляющую его губы. Но Хьюго не был Профессором, он не улыбался из вежливости.
- Бумаги?
- Да, сплошные формальности. Акс считает, что твоим отчетам отчаянно не хватает деталей.
Например, где ты был в ночь на 18 августа. На 25 августа. На 10 сентября. И какие именно источники каждый раз выводили тебя на банду вампиров *до того*, как эти сведения появлялись в Акс... и даже порой до того, как в Акс появлялись сведения о нападениях.
- Я понимаю. Я постараюсь по возможности удовлетворить твое любопытство.
Этот холодный голос и холодный тон причиняли Леону странную боль. Он все не так себе представлял! Все должно было быть по-другому!
- Мое любопытство не имеет к этому никакого отношения.
Что ж, если Хьюго хочет - пусть будет так. Двое могут перебрасываться словами, отточенными фразами... Леон умел обращаться и с этим оружием. Но как же ему не хотелось - не хотелось переводить их разговор в эту плоскость!
Словно надломившись и все же очень легко, Хьюго опустился на тахту. Леон быстро осмотрелся - в комнате не было стульев - и присел на угол стола.
- Ты хочешь начать заполнение бумаг прямо сейчас, Леон?
Вытащи папку, разложи документы... и стеклянная стена взорвется фонтаном осколков. Леон знал это так же точно, как свое собственное имя. Он покачал головой.
- Нет? - лишь легкий металлический оттенок в голосе Хьюго выдавал, что что-то не так. Все было не так, на самом деле. Леону не хотелось думать, оправданы ли подозрения Акс, но одно он знал точно - тут что-то было очень и очень неправильным. - Тогда чего же ты хочешь?
Хороший вопрос. Из таких, что вонзаются, как кулак в солнечное сплетение. Чего Леон хотел? Он ехал сюда и думал об одном, хотел одного - того, что казалось таким невозможным, недосягаемым при встрече. Этот мужчина перед ним - широкая грудь, узкие бедра, длинные, небрежно скрещенные ноги - как же невыразимо желанен Хьюго все еще был для него!
Даже если он действительно сделал то, в чем его подозревают, спросил осторожный внутренний голос.
Да, а что сделал он, Леон? И если Хьюго не считал ниже своего достоинства трахать убийцу - то почему бы Леон посчитал так?
- Ты знаешь, в чем тебя подозревают, - произнес он.
Ему не хотелось воплощать это в слова: в провокации... или хуже, в хладнокровной инсценировке, которая позволила ему утолять свою жажду крови, убивая столько вампиров и так жестоко, как ему хотелось.
Грациозное движение, и почти соскользнувшее с плеч Хьюго полотенце вернулось на место.
- Знаю.
Знаешь - и смирился с тем, что твой план раскрыт и по твоим следам уже идут? Пустили сперва меня, но ты ведь понимаешь, что следующим будет Трез. Или знаешь - но считаешь ниже своего достоинства оправдываться?
Ему показалось, что какая-то тень мелькнула в глазах Хьюго, он провел рукой перед глазами - и в этот миг, кратчайший миг, холодное лицо выглядело почти растерянным.
Схватить его и вытряхнуть из него всю правду, чего бы это не стоило! Леон сам не знал, как удержался от этого движения. Силой тут ничего не сделаешь. Наверное, вид ужасных шрамов, пересекающих тело Хьюго, остановил его. Много ли от него добились те, кто резал его на кусочки? Почему-то Леон был уверен, что очень немногого.
- Ты расскажешь мне, - произнес он. - Когда сам захочешь и что захочешь. - Он не ждал ответа, но все же делал паузы между словами, потому что они удивительно трудно давались ему. - А если нет...
- А если нет?
- Значит, у меня хотя бы останется воспоминание о нескольких днях, проведенных в красивом городе Вильно.
- И все?
И о том, как близко ты был, но мне не удалось дотронуться до тебя. Эта мысль была такой отчетливой, что Леону показалось, будто он произнес эти слова вслух. Что же он за человек, если ничто, даже такие ужасные подозрения, что витали над его партнером, не могли сбить его с мыслей о сексе? Но Леон ничего не мог с собой поделать. Он мог не доверять Хьюго, укрепляться в своих подозрениях, тот мог ему даже не нравиться... но когда тот сидел напротив него, в одном полотенце на плечах, Леон не мог не хотеть его.
- И все, - произнес он.
Вот тогда на губах Хьюго мелькнула эта знакомая, маленькая улыбочка. И, как это уже однажды было, Леон вдруг почувствовал, что им не нужно ни слов, ни жестов, чтобы понять друг друга. И вслух ничего не нужно было говорить. Потому что Хьюго все понимал - потому что взгляд Хьюго был таким же голодным, как его собственный.
Леон сглотнул; в воцарившейся тишине звук показался очень громким. Это наваждение, подумал он... или мы два ненормальных, которые не могут думать ни о чем, кроме секса, в городе, в котором - если подозрения правда - скоро кто-то захлебнется кровью.
Но это будет не раньше, чем стемнеет - а еще только утро, еще будет время все узнать, все предотвратить... голос соблазна был слабым, но Леон и не нуждался в убеждении. Как в тумане, он слез со стола, глядя, как Хьюго поднимается с тахты и подходит к нему.
Стеклянная стена раскололась - оказалась очень хрупкой, достаточно было протянутой руки, белых пальцев, дотрагивающихся до щеки Леона. И все же - даже когда узкое, напряженное тело Хьюго оказалось в его объятиях, даже когда их рты слились, найдя друг друга, а каждый из них ощутил возбуждение другого, равное собственному - даже тогда Леону казалось, что он может чувствовать осколки этого стекла под ногами, ранящие их обоих.
* * *
Тахта отчаянно скрипела. Представляю, что, должно быть, думают соседи, мелькнуло в голове у Леона - и почему-то эта мысль, вместе с удовольствием его раскрывающегося навстречу вторжению тела, вызвало у него торжествующую, почти счастливую улыбку. Он впервые видел лицо Хьюго вот так, в ярком свете - с закушенной губой, с прядью светлых волос, свешивающихся на лоб, и в этом лице была такая дикая, шальная, богохульная красота, что Леону было почти страшно... и в то же время он знал, что об этом моменте он никогда не забудет, что бы ни произошло. Даже если он будет жалеть об этом всю жизнь.
Позже он валялся на этой тахте, голый, поверх смятого в комок пледа, и все его мускулы приятно гудели, словно чьи-то руки продолжали играть на струнах, пронизывающих его тело.
- Хочешь чаю?
Это были такие обыденные слова - и так странно было, что Хьюго де Ватто, аристократ и мастер меча, предлагает ему чаю, что Леон засмеялся.
- Ты сделаешь мне чай? Сам?
- Похоже, ты думаешь, что мне и зад до сих пор вытирает прислуга.
- Угх. Ну, поскольку никакой прислуги я здесь не вижу... - На самом деле, что-то подобное Леон и думал. Хьюго поднялся, одним движением натянул штаны, ткнул пальцем в кнопку электрического чайника. - Может, лучше кофе? Да, и пепельницу.
- У меня нет кофе. - Услышав это, Леон поднял голову - он рылся в кармане брюк в поисках сигарет, свесившись с тахты. - И здесь не курят.
Видимо, его лицо выразило соответствующую степень отчаяния. Хьюго произнес:
- Мы можем выйти на улицу, в кафе. Там можно курить и подают кофе.
Через двадцать минут они уже сидели за столиком в уличном кафе неподалеку от дома. Половина столиков на веранде была уже убрана, несмотря на солнце, погода была по-осеннему холодной, и Леон с Хьюго были единственными посетителями, предпочитающими есть на улице.
Яичница, кофе и первая после двухчасового перерыва сигарета казались восхитительными. Леон, прищурившись, наблюдал, как ветер уносит тонкую струйку дыма - и тот же ветер поднимал и трепал потоки светлых волос Хьюго. Отставив чашку, тот достал из плетеной корзинки рядом со столиком газету и развернул ее.
- Местная?
Хьюго кивнул, не отрывая глаз от мелкого текста. Тонкие брови были сведены. Внезапно Леону показалось, что еда напоминает вкусом картон, а кофе остыл. Что если... что если на той странице, что сейчас читает Хьюго, написано об очередном нападении - очередная семья погибла... маленькие, сломанные куклы детских трупов... Что если в эту ночь, пока он ехал сюда, в Вильно, здесь уже кто-то погиб? И то, чего они боялись, стало реальностью.
Где ты был прошлой ночью, Хьюго?
Задавай, задавай вопросы... и даже призрак равновесия между вами растворится навсегда.
Задавай, задавай вопросы - ведь для этого тебя прислали сюда. Этим ты зарабатываешь свою свободу.
И как ты будешь жить, если еще ребенок погибнет?
Его рука судорожно взметнулась к горлу, ощутила прохладный металл медальона. Хьюго перестал сканировать текст, поднял глаза. Морщинка между бровей разгладилась.
- Какие новости в прекрасном городе Вильно?
- Коррупция. Скандалы в шоу-бизнесе. Разборки хулиганствующих группировок. Потерянные животные.
- Жизнь бьет ключом.
- Несомненно.
А чего ты ожидал? Леон пытался увидеть, нет ли в глазах Хьюго разочарования... что ж, легче было понять, какое выражение скрывает озерная вода в безветренный день.
Они расплатились и встали. Хьюго представлял собой потрясающее зрелище - со своими развевающимися волосами и тростью в руке. Леон заметил, как официантка проводила его восхищенным взглядом. Впрочем, самому Леону она задорно подмигнула из-под ресниц, и Леон решил, что все не так уж плохо - пусть белокурому красавчику достается восхищение, а ему - живые, страстные женщины.
Этот белокурый красавчик сегодня был с ним в постели, менее часа назад, напомнил он себе, и все внутри у него снова сжалось в мучительном соединении радости и страха, не похожем ни на что.
Позже Леон думал, что если бы не это ощущение, от которого желудок словно стискивало безжалостной рукой, он мог бы даже наслаждаться этим днем. Это день выглядел почти как его мечта о коротком отпуске. Они с Хьюго неторопливо прогуливались по старому городу, со слабым интересом осматривая достопримечательности, время от времени заходили в кафе - ливонцы варили отличный кофе. Все это время Хьюго был так близко - иногда Леон даже ощущал случайное прикосновение его локтя - и в эти моменты ему остро хотелось просто вернуться домой, в крошечную квартирку с продавленной тахтой, и там снова отбросить все сомнения, вместе с одеждой.
В сумерках они смотрели, как переливаются разноцветными огнями стены Парламента, а потом вернулись домой с бумажными пакетами, полными припасов, купленных в ближайшем супермаркете.
Они все еще не говорили - ни о чем, что могло бы напомнить о цели приезда Леона - и даже папка с бумагами, оставшаяся на столе, не могла заставить его поднять этот вопрос.
- Хм, ты нарочно снял квартиру с одним спальным местом? Чтобы гости не напрашивались?
- Вообще-то, непрошеные гости могут переночевать в гостинице - такие расходы Акс не разорят.
Но они оба знали, что этого не будет. Не будет потому, что слишком жалко было проводить эту ночь - из немногих отпущенных им - в одиноких постелях? Или потому, что Леон слишком хорошо знал, что эта ночь вполне может положить начало очередной серии убийств - и он никогда себе не простит, если упустит возможность что-то выяснить.
В любом случае, сливаться ртами в поцелуе было легче, чем говорить. И на тахте они вполне умещались даже со своими длинными ногами и руками, когда эти ноги и руки были переплетены.
Леон задремал, а проснулся от холода - окно было распахнуто, прямо за ним звездное, небо с огромной тяжелой луной. Он торопливо сел, от ужаса у него перехватило дыхание - он все проспал, упустил, Хьюго ушел...
Хьюго был в комнате. Сидел на столе, поджав одну ногу, в руке чашка дымящегося чая. Его волосы шлейфом падали на плечи и закрывали половину лица. В лунном свете были видны разбросанные листы из папки, которую Департамент дал Леону с собой.
Хьюго повернулся к нему; его лицо было совершенно спокойным.
- Ты можешь заполнить свои бумаги, Леон, - произнес он. Это было сказано очень просто и мирно, но Леон чувствовал, как все внутри него сворачивается в тугую пружину. - Только, я полагаю, ответы не удовлетворят наше начальство.
- Почему? - во рту пересохло, и единственное слово получилось хриплым, словно его связки заржавели.
- Потому что я не помню, - проговорил Хьюго. - Я не помню, где я был 18... 19... 21 августа. Я не помню, какие именно источники привели меня в логово банды.
* * *
Я не верю тебе, хотел сказать Леон. Это была какая-то чушь. И в то же время он знал - это знание и удержало его от таких слов: Хьюго де Ватто не будет лгать вот так. Мелко и нелепо. Если даже он сделал то, в чем его подозревают - возможно, он пойдет на все, чтобы продолжать свой чудовищный крестовый поход. Но он не станет вот так унижаться в поисках лазейки.
Скорее, дело было в том, что Леон не хотел верить. Такая правда его не устраивала. Ему было бы легче, если бы Хьюго сообщил ему кучу сведений, которые можно или даже невозможно было проверить. Но не так вот...
- Что ты имеешь в виду?
- Я не помню. Я... или спал в эти ночи, или ходил гулять... я был один, никто не может этого подтвердить. Но я могу поклясться - об убийствах я впервые узнавал из газет.
- А о том, где находится логово банды? Что за газеты об этом пишут?
- Я не знаю.
Леон не выдержал; все напряжение тяжелого дня, усталость от усилий по сдерживанию своего темперамента наконец-то прорвались наружу.
- Не знаешь? Очень удобный ответ! А кто должен это знать? Если тебя устраивает, что ты, возможно, убийца в облике сомнамбулы, то да, конечно - все может так и продолжаться! Меня - не устраивает. Акс - не устраивает. Тех людей и... и вампиров, что вовлечены в это и гибнут - не устраивает тоже!
В полутьме блеск глаз Хьюго был холодным и полным гнева.
- Значит, вот так? Какие картины там Акс себе напредставлял? Как я сижу за бокалом крови с вампирами, нанимая их на грязную работенку? А когда они оказываются вне закона, из их друга превращаюсь в демона, который режет их на кусочки?
Но ты их и резал на кусочки, подумал Леон.
- А это не так? - слова прозвучали слишком жестоко, и он усилием воли смягчил тон. - Если ты говоришь правду, что ты ничего не помнишь - как ты можешь утверждать, что это не так?
Во всем этом было что-то сюрреалистическое. Они сидели вдвоем в крохотной комнате, Леон голый на диване, который они так недавно расшатывали, а человек, которого он страстно желал - и сейчас желал, несмотря ни на что - напротив него, устроившись на краю стола, как птица на насесте. И они обсуждали, мог ли этот человек быть кровавым чудовищем.
- Я не знаю, - снова произнес Хьюго. - Единственное... я не вижу, зачем бы мне это было нужно.
Зачем? О его ненависти к вампирам знали все в Акс. О его одержимости, о склонности к исчезновениям, к нарушениям правил, к странным поступкам. Этого было достаточно? Что сам Леон знал о нем, что он был готов в это поверить?
А кто вообще может знать другого человека... как оказалось однажды, он и самого себя-то толком не знал.
- Разве что... разве что... - произнес Хьюго.
- Что?
Снова этот жест, словно отведенная от лица тень.
- Ничего. Я подумал...
- Подумал что? Почему ты в Вильно, Хьюго? Ты думаешь, что следующие убийства произойдут здесь?
- В Вене - там я опоздал вмешаться, четыре дня прошло с начала серии. Но в Мюнхен - я приехал утренним поездом и в первой же газете, которую я взял в руки, на первой же странице были заголовки о нападении. Это единственная ночь, о которой я с достаточным основанием могу отчитаться.
Слава Богу, подумал Леон; он приехал туда, когда это уже произошло. Значит - значит, хотя бы это можно было доказать... если только Хьюго говорит правду.
- Когда дело в Люксембурге было закончено... я думал, я надеялся, что это все - одну ночь я провел в надежде на это. А утром я знал, что мне надо ехать в Вильно.
Хьюго был здесь уже больше недели - и все по-прежнему было спокойно. Леону показалось, что Хьюго читает его мысли. И в этот момент, при взгляде на него, Леон вдруг осознал, каким измученным тот выглядит. Он даже никогда не думал, что эти безмятежные зеленые глаза могут смотреть с такой тоской.
- Но здесь пока ничего не произошло. Вполне возможно, что твое "предчувствие" - назовем его так - на этот раз просто обмануло тебя. Ты можешь съездить в Ватикан, объясниться - я уверен, что тебя выслушают и поймут.
- Я должен оставаться здесь, - тихо произнес Хьюго.
- Постой, - как ему все это не нравилось, как ему ужасно это не нравилось. - Ты хочешь сказать, что тебя устраивает, что ты действуешь как чья-то марионетка? Что у тебя бывают провалы в памяти? Что ты мечешься из города в город, сопровождаемый волной убийств? Что, черт возьми, тебя подозревают твои же коллеги, в том числе Профессор?!
Хьюго вздрогнул, словно его ударили. Впервые Леон увидел, чтобы он так открыто выдал свои эмоции.
- Учитель...
- И все объяснение, что ты можешь предложить на это - "Я не знаю"? Да черт тебя побери!
Леон уже орал - и совершенно не чувствовал себя виноватым из-за этого; если бы голос был оружием, которое могло ранить, он с удовольствием причинил бы побольше боли этом безумцу, который смотрел так, будто признавал справедливость каждого слова Леона - и в то же время противостоял им с непробиваемым упрямством.
- Что тебя здесь держит? Ты все еще думаешь, что банда возникнет здесь?
- Я... нет...
- Неужели ты сам этого не понимаешь? Ты должен разбить этот порочный круг! И без тебя найдутся те, кто возьмет ситуацию под контроль. Ты даже себя сейчас не можешь контролировать!
- Кто возьмет? - голос Хьюго звучал устало. - Ты прекрасно знаешь, что в Акс сейчас некому работать.
- Но и ты работать не в состоянии... - внезапно Леон осекся. - Дело не только в банде? Что тебя здесь держит, Хьюго?
Он ощутил, осознал шестым чувством, что попал в цель, что ему непременно нужно получить ответ на этот вопрос - и тогда хоть что-то станет понятно. Взгляд Хьюго был застывшим - и Леон знал это выражение: когда не хочешь, не можешь доверить свою тайну, но выбора нет. Он добьется ответа.
Внезапный женский крик пронзил тишину ночи - дикий, полный отчаяния и боли, так же неожиданно оборвавшийся. В одно мгновение и Леон, и Хьюго были на ногах. Одеваться было некогда - Леон сдернул с тахты простыню, обернул вокруг пояса, схватил оружие. И едва успел последовать за Танцором Мечей в окно.
В слабо освещенном окне соседнего дома мелькали тени - они успели это заметить, когда свет внезапно погас. Криков больше не было слышно. Леон чувствовал себя так, словно в его вены закачали взрывчатую смесь - он не мог бежать быстрее, чем уже бежал, а ему хотелось лететь. Неужели - неужели это и есть нападение...
Стекло с грохотом осыпалось, когда Хьюго клинком ворвался в квартиру. Вампиры - Леону хватило полу-мига, чтобы разглядеть обнаженные клыки, узкие плоски алых зрачков. И обвисшее на руках одного из них тело женщины... и еще труп в углу - девочки-подростка.
Он действовал не задумываясь - шакрам рассек воздух, перерезая горло вампиру, который держал в руках мальчика, загораживаясь им. Свежая кровь фонтаном плеснула в воздух, обливая ребенка. Тот зашелся слезами. Рядом с Леоном сверкал меч Танцора. Сколько их здесь? Пятеро? Шестеро? Женщину-вампира он уложил, когда она пыталась бежать - крутящийся диск перерезал позвоночник. Рядом с ним острие меча Хьюго вошло в грудь очередного вампира. Следующий пытался сопротивляться, нанес несколько ударов - Хьюго без малейшего усилия уклонился от них и закончил все.
Пять трупов. И один живой, прижимаясь к стене - совсем мальчишка с сальными волосами и в драных джинсах, такую гопоту Леон часто видел на улицах у себя в городе.
Взять живым, мелькнул у него в памяти указ Профессора - вот он, источник информации. В воздухе сверкнул меч.
Металл зазвенел о металл подставленного шакрама.
- Ты что, с ума сошел?
Глаза у Хьюго были совершенно прозрачные - застывшая вода с растекшимися огромными пятнами зрачков. Леон чувствовал, что тонет в этих глазах - а невыносимое давление, грозящее выдернуть шакрам из его рук, вывернуть ему руки, продолжалось.
- Приказ Департамента... - прохрипел он, - ты же знаешь... взять живым.
- Я скажу... я все скажу, не убивайте...
Бесконечно долгие секунды ничего не менялось - а потом Хьюго отвел меч. Леон повернулся к вампиренышу. И увидел, как изо рта того плеснул поток крови, как его ноги вдруг подломились, и он обмяк, покатился по полу.
Потрясенный, Леон повернулся к Хьюго. Это... нет, это сделал не он, его меч был опущен.
Очень медленно Хьюго подошел к трупу, нагнулся над ним, потом снова поднял глаза на Леона.
- Это уже происходило и раньше? - прошептал Леон. Значит, Хьюго не забывался в пылу битвы, не терял головы, не игнорировал приказ Акс. Но кто бы поверил ему, что те, кого он оставляет в живых, все равно умирают?
Даже он, Леон, не поверил бы, скажи Хьюго об этом несколько минут назад. Не поверил бы, если бы не увидел собственными глазами.
* * *
Странно, что можно было как будто сосуществовать в двух разных мирах, думал Леон. В одном мире пол был залит кровью, и тела людей и вампиров лежали рядом... и был рыдающий ребенок, который вряд ли сможет забыть о том, что на его глазах убили мать и сестру, а его самого с головы до ног окатило кровью убийцы. В этом мире глаза Хьюго де Ватто были пустыми и отрешенными, словно он смотрел не на кровь и трупы, а куда-то далеко, в никуда - и Леона обдавало холодом, когда он думал о том, что Хьюго может там видеть. Он казался таким одиноким, отъединенным от всех - и в то же время Леон поймал себя на мысли, что ему отчаянно хочется подойти, обнять его за плечи и увести из этой проклятой комнаты.
Но он не сделал этого, он только поглядывал на Хьюго, тихонько сообщая по комму последнюю информацию о происшедшем. Все это он видел собственными глазами. Вампиры действительно напали... могло бы быть куда больше жертв, если бы они не подоспели.
Как удобно, вторил внутренний, холодный и насмешливый голос. Вампиры осуществили нападение в доме прямо рядом с тем, где поселился охотник на вампиров. Впрочем, Хьюго мог выбрать этот дом не случайно. И все же... Леону казалось, что он что-то упустил, что нападение прервало разговор, от которого зависело очень многое.
А другим миром была их комната с расстеленной кроватью, чайник, в кнопку которого Хьюго тут же ткнул привычным жестом, немного пряный запах травяного чая, насыпанного в кружку.
- Будешь?
- Давай.
На тыльной стороне руки Хьюго была кровь; на щеке тоже. На брюках крови видно не было, но Леон знал, что она там есть. Его собственные пальцы, которыми он поднес сигарету ко рту, были в засохшей крови. Он поморщился и отложил сигарету.
- Да кури уж, - равнодушно произнес Хьюго.
Он покурит, подумал он. Потом. Простыня, тоже заляпанная кровью, упала на пол. Леон переступил через нее и пошел в ванную.
Горячие струи смыли кровь в течение первых же нескольких секунд. Но Леон все стоял и стоял под душем, сам не зная, что именно он смывает. Возможно, это что-то было не снаружи, а внутри него.
- Теперь ты понимаешь? - голос был тихим, но почему-то перекрыл шум воды. Леон резко обернулся. Хьюго стоял в дверях, опираясь одной рукой о косяк. - Чувствуешь это? Неприятное чувство, правда? Как будто ты игрушка в чьих-то руках. Как будто тебя использовали.
Да; да, именно так оно и было - то самое чувство, которому Леон никак не мог найти названия. Как будто кто-то уверенной рукой подвел их к тому, чтобы они оказались там, где были. Это было не просто неприятно - это было... чудовищно. Внезапно мысль о том, что Хьюго живет с этим уже какую неделю, обожгла его. Леон вздрогнул, впиваясь глазами в лицо Хьюго.
Холодный, невозмутимый... Странно, что так могло быть. Что можно было делить с кем-то постель, достигать абсолютной, восхитительной, совершенной близости... и в то же время совсем не знать этого человека. *Не доверять* ему.
Как можно было доверять Хьюго, если он сам не знал, что происходит? И не делал ни одного шага навстречу Леону, чтобы помочь ему узнать?
Да черт тебя побери, Танцор, с отчаянием подумал Леон. Если ты сам себе не хочешь помочь - то мне-то что? Я сделаю то, что должен, получу свое сокращение срока на 30 лет - а дальше мне наплевать. Если ты сумеешь вывернуться - твое счастье, а нет... пусть посылают за тобой Треза, это работа для него.
Леон ведь почти не знает Хьюго; сколько лет он спокойно обходился без него в своей жизни - и будет продолжать обходиться. Он слишком хорошо помнил, какую сильную боль может причинять сильная привязанность... как она может обернуться кровью и смертью.
Хьюго смотрел на него, бледные губы были плотно сжаты, и мысль о том, как эти губы размыкаются под его языком, сводила Леона с ума. Ты идиот, неужели ты даже сейчас не можешь думать ни о чем другом, упрекнул он себя... и сам же ответил - а зачем? Кто знает, что принесет утро... при таком развитии событий вряд ли что-то хорошее.
И когда Хьюго сделал шаг к нему, прямо в штанах под струи душа, Леон закрыл глаза и принял его.
Но самое плохое - Леон думал об этом все время: прижимаясь спиной к мокрому кафелю, отвечая на поцелуи Хьюго, а потом входя в его узкое, похожее на натянутую струну тело, и позже, лежа рядом с ним на тахте, едва прикрывшись одним одеялом - было то, что, кажется, он попал в ловушку. Перешагнул черту, когда вовлечено было лишь его тело - и сам не заметил этого. Может быть, Леон сумел бы остановиться, если бы знал, что происходит - но он не заметил, пропустил момент.
А теперь было уже поздно. Ему было не все равно, что произойдет дальше с Хьюго де Ватто. Пожалуй, Леон знал, что сделает все возможное, чтобы спасти его.
Даже если его самого это втянет в неприятности.
* * *
Его разбудил щелчок замка. Несколько мгновений Леон все еще нежился в лучах раннего солнца, заливающего комнату, а потом до сознания дошло, что за звук он услышал. Леон резко сел, моментально открыв глаза. Хьюго был в коридоре, скидывал обувь, лицо полузакрыто волосами.
- Где ты был? - голос звучал хрипло, но сон уже слетел с Леона. Хьюго повернулся.
- Ходил купить тебе кофе. - В руке он держал высокий картонный стакан. Спокойный, мирный тон. - Я знаю, ты не любишь мой чай.
Леон кинул взгляд на часы. Половина седьмого. Рановато для прогулок.
Всего лишь сутки назад он ехал по спящему Вильно и не знал, в какой кавардак скоро превратится его жизнь. Если бы вчера он увидел Хьюго со стаканом кофе, в этот самый час, он был бы тронут и удивлен, что Хьюго побеспокоился о нем. Но слишком многое произошло с тех пор.
И ты не веришь ему, напомнил ему безжалостный внутренний голос.
Леон поднялся, ухватил простыню, обмотал ее вокруг талии: ему показалось, что момент требовал более презентабельного вида, чем оставаться голышом. К тому же, ему уже стоило привыкнуть, что простыня стала для него разновидностью униформы. Золотистые ресницы Хьюго чуть подрагивали; лицо было спокойным, лишь слегка усталым, когда он следил, как Леон подходит к нему. Он по-прежнему держал в руке этот дурацкий высокий стакан, выглядящий таким вульгарным в его аристократических пальцах. Леон хмыкнул и отобрал его у него. Кофе был горячий, он чувствовал это сквозь картон.
- Ты не должен, - произнес он. - Запомни это, ты не должен никуда и ни при каких обстоятельствах ходить без меня. Ты понял?
- Это просто кофе.
- Ты понял? Пока все это не закончится.
- Мне кажется, оно уже закончилось этой ночью. И ты был одним из тех, кто положил этому конец, не так ли, Леон? - Этот размеренный голос просто бил по нервам, так контрастировал с напряжением, которое испытывал Леон. - Вампиры мертвы. Больше в этом городе никого не убьют.
- А в других?
- Я не знаю.
А я и не хотел бы знать, подумал Леон. Больше всего ему хотелось бы, чтобы это оказалось правдой, чтобы все действительно закончилось. Но он не был так наивен, чтобы поверить в это.
- И когда ты будешь знать? - Ехать ли нам в другой город, ждать ли там нападений, на которые можно только реагировать, но нельзя предотвратить. Новые жертвы, новые трупы... ради чего?
Ему показалось, что в глазах Хьюго что-то мелькнуло, загнанное выражение, которое тот подавил усилием воли.
- Просто запомни мои слова, Хьюго де Ватто. С этого момента мы не расстаемся. И если у тебя снова будет *озарение*, то пусть это произойдет в моем присутствии.
- С каким пор я стал твоим подчиненным, Леон Одуванчик?
Этих слов было достаточно, чтобы у Леона сорвало стоп-кран. Стакан с кофе влетел в стену, разорвавшись при ударе, залив комнату потеками коричневой жидкости. Во взгляде Хьюго, проводившем убитый кофе, было странное, полное сожаления выражение.
- С тех пор, как ты, я надеюсь, не хочешь стать мишенью Стрелка! - выкрикнул Леон. - Ты глупец, если думаешь, что этого не произойдет! Что тебе будут продолжать верить! Или что ты сумеешь сбежать от Треза. Если его пустят по твоему следу, ты будешь ходячим мертвецом! Ты это понимаешь?
Хьюго смотрел на него - тем самым взглядом, от которого Леон всегда чувствовал себя слишком шумным и неловким, а его слова вдруг теряли всякий смысл.
- Я понимаю, - произнес Хьюго, и в этих словах был тот, второй ответ, которого Леон так боялся, что не хотел его даже брать в расчет. Хьюго понимал. Но все равно собирался поступать по-своему.
Он чувствовал отчаяние, чувствовал, как будто пытается удержать что-то такое, что удерживать так же бесполезно, как туман. Вчера он почти добился от Хьюго ответа, который был так важен - но что-то упустил, не закончил. И теперь... теперь все рассыпалось, песочный замок под солнцем...
Как я могу помочь ему, если он сам не хочет себе помочь?
Ну а почему ты должен помогать ему, Одуванчик, спросил другой, холодный голос. Кто он тебе? Любовник, с которым ты делил постель - четыре? пять раз? Хьюго не нуждался в помощи, он шел своим путем - тем, что не предполагал Леона в сопровождающие.
- Может быть, тебе нравится мысль о том, что твоим именем уже надписана пуля. Мне - нет, - проговорил он. Они тебя застрелят, а я в это время буду в тюрьме. И это не будет иметь никакого значения, потому что я уже опоздал.
- Не беспокойся из-за меня, - тихо произнес Хьюго; возможно, в этот момент он говорил с Леоном более мягко, чем когда бы то ни было - словно тот был хрупким и уязвимым, легко ранить, и Хьюго хотел успокоить его, пусть даже с помощью белой лжи. - Со мной все будет в порядке.
- Ты считаешь меня глупцом, - произнес Леон горько.
А ведь он и был глупцом - совершил самую большую глупость в своей жизни, когда позволил этим отношениям затронуть его чувства. Когда позволил этому поручению Департамента стать частью своей души. Когда позволил себе чувствовать *не только* телом.
А Хьюго де Ватто, наверное, был как раз из тех, кто умеет разделять постель и чувства.
Леон смотрел на него, и все его тело по-прежнему ломило от желания, от близости Хьюго, от того, как легко было сделать шаг вперед и прикоснуться к его плечам, к волосам. Почему-то он был уверен, что даже после его вспышки и беспомощных угроз Хьюго не отвергнет его. Очередное примирение в постели - кажется, это уже стало традицией. Леон стиснул зубы. Нет, он не сделает этого.
Он увидел грустную, маленькую улыбку, промелькнувшую на губах Хьюго - словно тот прочитал его мысли. Эта улыбка бесила его - и в то же время сводила с ума, так ему хотелось стереть ее поцелуями. Словно избавляя его от соблазна, Хьюго повернулся и вышел на кухню. Несколько мгновений спустя он появился с закатанными рукавами и тряпкой в руках, присел, вытирая кофе со стен и пола.
Леон следил за ним, уязвленный, кусая губы, обзывая себя последними словами.
- Я сам уберу за собой! - он все-таки не выдержал, отобрал тряпку, присел рядом и принялся яростно тереть стену. Хьюго ничего не сказал. Синие глаза сквозь светлую челку спокойно встретили взгляд Леона. Леон чувствовал, как кровь прихлынула к его лицу.
Схватить его, обнять, языком войти в его рот... и все будет, как в Альбионе, как вчера, как этой ночью... Все опять будет... С грязной тряпки в его руках текли потеки коричневой жидкости, но сейчас он забыл об этом. Он не мог отвести глаз от Хьюго - и странно, тот как будто тоже не хотел отводить глаз. Леон видел, как губы Хьюго шевельнулись.
- Что? - произнес он; голос у него сел.
- Когда ты рядом... я так хочу тебя, что мне больно. - Голос Хьюго тоже звучал странно, словно никогда еще он не вкладывал столько искренности в свои слова. И то, что он сказал... Леон не хотел себе признаваться, как сильно его это зацепило. Судя по шрамам на его теле, Хьюго де Ватто знал о боли очень многое, если не все, он не стал бы бросаться такими фразами.
Что я делаю, пронеслось в голове у Леона. Но он уже не мог остановиться. Что бы там ни было, какое бы безумие не оседлало их обоих - может быть, еще на час, еще на полчаса - можно было забыть обо всем? Ведь не зря что-то соединило их - этой болью, которую Леон тоже чувствовал, словно близость с Хьюго была стальными нитями, вплетенными в его кости. Может быть, эта связь окажется сильнее всех тайн, что разделяли их...
Он потянулся было к Хьюго, уронил тряпку, вспомнил о своих измазанных руках - и Хьюго переплел свои такие же грязные пальцы с его. Они сидели на корточках друг перед другом, едва не соприкасаясь лбами, Леон видел, как Хьюго медленно, глубоко дышит. И он знал, что еще мгновение, и они снова опрокинутся на пол, скидывая одежду, и забудут обо всем.
Его взгляд остановился на белом горле Хьюго в распахнутом вороте рубашки. Он еще не слишком хорошо знал тело своего любовника, не исследовал его в подробностях, всю сетку шрамов, покрывающих его от шеи до лодыжек. Однако это был не шрам; и Леон был абсолютно уверен, что еще вчера, когда он покрывал поцелуями шею Хьюго, этого не было. Красная точка - след от укола.
Смятение и ярость нахлынули на него, смывая остатки самоконтроля. Он вцепился в плечи Хьюго, безжалостно встряхнул его. За кофе он ходил! Врун проклятый! Где он был, черт его возьми - где он шлялся, возможно, его не было почти всю ночь, с тех самых пор, как Леон заснул!
- Что ты колол себе?
Метнувшийся взгляд сказал ему больше, чем он желал бы знать.
- Черт возьми, что? Как давно это продолжается? Ничего не помнит он! Что за дрянь ты себе колешь, которая превращает тебя в зомби?
